А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
- Прощай. - Ты не бойся. Я шепну за тебя словечко. - Бесполезно, дружище. Меня туда на порог не пустят. Так что - вряд ли увидимся... Сквозь тупость, тяжесть, внутренний мрак и песок - острой иглой в самое сердце. Вильямс отошел поспешно... Надо торопиться, пока все живы. Он шел, посыпая кокаином головы распятых. Наверное, его видели. Он сам видел себя: почему-то сбоку и сверху: маленьким кривоногим жестоким карликом. Где Дэнни? А, вот он: возится с костром. Торопись, солдат, торопись... Баттерфильд уже висел на кресте, уронив голову на грудь, из носа капала кровь - часто, крупными каплями; они ударялись о скалу и разлетались, как шарики ртути. Здесь совсем нет пыли, запоздало вспомнил и почти удивился Вильямс. Что бы это значило?.. Два костра горело, дым тек по ногам. Третий. Все, Дэнни. Все. Уходим. Вот она - кобура Сола. Большая сумка на ремне с хитроумной застежкой. И вновь - будто сверху, с десятого этажа: три костра треугольником, ярче, ярче - и два человечка, на четвереньках ползущие от них. Один почти тащит другого, а другой - будто бы сам рвется в огонь. Кто кого тащит, неясно: оба маленькие, оба оборванные. По гладкому стеклу им трудно ползти, и возникает некое общее сожаление вокруг. Черепашки торопятся в гору... А вот - от костров, ставших белыми, побежали огненные дорожки к подножию монумента... На короткий миг - издали - Вильямс увидел, как вспыхнули разом, почти взорвались, человеческие существа. Цепь косых - только что живых - крестиков слилась, засияла, окуталась белым пламенем, ярко, ярче, еще ярче, нестерпимо ярко, невыносимо для глаз... и - дрогнула под ногами скала... Черный монумент бесконечно медленно начал крениться и оседать - и вдруг мгновенно утратил блеск и черноту, превратился в поток, водопад, лавину серой пыли. Секунду-другую еще были видны алые буквы, они расплывались, удлинялись, вытягивались, подчиняясь воздушным вихрям, срывающим там и тут клочья шкуры этого умерщвленного великана. Потом - пыльный вал ринулся по площади, на которой когда-то стоял монумент, и захлестнул, и погреб под собой, и понес куда-то бешено бьющихся человечков... Все это происходило в полном ужасающем молчании. Может быть, потому, что некому было слышать равный стону погибающего бога рев пылевой лавины. далее